Лютер и Кальвин признавали известную ценность земной жизни и практической деятельности, полезность некоторого светского знания. Невозможно отрицать индивидуалистическую тенденцию: признания права собственного решения, а значит – разума и воли человека (кальвинистская идея божественного избранничества и обязанности каждого проявить максимум энергии в своем «призвании"). На этом сходство заканчивается, и начинаются противоположности: христианство стремилось ограничить человеческую любознательность, тогда как гуманизм всячески стремился ее развить. Гуманисты были убеждены во всемогуществе человеческого разума, напротив, реформаторы вдохновлялись идеей всемогущества веры. «Пусть никто не думает, — писал Лютер, — что он может постичь веру разумом… . То, что говорит Христос, — истина, независимо от того, могу ли я или какой либо иной человек понять это» . Гуманистам был ненавистен аскетизм, составляющий стержень религиозной морали. Человек может достигнуть совершенства не в силу искупления и особой божественной милости, а собственным разумом и волей, направленной на максимальное раскрытие всех своих естественных способностей. Напротив, Лютер исходил из «коренной и общей испорченности человеческой природы». Снискать божью благодать человек может только покаянием, самоуничижением и самопопранием перед богом, подавлением собственных желаний и стремлений. Наконец, доминантой ренессансного гуманизма была идея человека, чье высокое достоинство определялось не знатностью происхождения, не званиями или богатством, но только личной доблестью, благородством в делах и помышлениях. Новое понимание человека объективно противостояло феодально-сословной дискриминации как программа человеческого равенства. Отсюда, гуманизм Возрождения – идеология раннебуржуазная, т.е. антифеодальная, народная. Напротив близость церковно-реформационной идеологии к массам и тем более ее революционность представляются С. М. Стаму весьма относительными. Говоря о свободе христианина, Лютер имеет в виду только духовную, а отнюдь не мирскую свободу.