Помню как сейчас, лечу это я по небу, лечу это я, лечу. А когда мои утки меня приземлили тамашние лягушки бросились ко мне. Стали меня качать… . Дождик моросил по моей пестренькой лакированной спинке, капли его подтекали мне под брюшко и за лапки, и это было восхитительно приятно, так приятно, что я чуть-чуть не заквакала, но, к счастью, вспомнила, что была уже осень и что осенью лягушки не квакают, — на это есть весна, — и что, заквакав, я могу уронить свое лягушечье достоинство. Поэтому я промолчала и продолжала нежиться. Вдруг тонкий, свистящий, прерывистый звук раздался в воздухе. Есть такая порода уток: когда они летят, то их крылья, рассекая воздух, точно поют, или, лучше сказать, посвистывают. Фью-фыю-фью-фью — раздается в воздухе, когда летит высоко над вами стадо таких уток, а их самих даже и не видно, так они высоко летят. На этот раз утки, описав огромный полукруг, опустились и сели как раз в то самое болото, где я жила. Я сейчас же спряталась. Хотя и знала, что утки не станут меня есть, большую и толстую квакушку, но все-таки, на всякий случай, я нырнула под корягу. Однако, подумав, я решила высунуть из воды свою лупоглазую голову: мне было очень интересно узнать, куда летят утки.
