Лувр отапливался калориферами. Из врезанных в пол красивых медных решеток дует горячий ветер. Он чуть попахивает пылью. Если прийти в Лувр пораньше, тотчас после открытия, то вы увидите, как то тут, то там на этих решетках неподвижно стоят люди, главным образом старики и старухи. Это греются нищие. Величавые и зоркие луврские сторожа их не трогают. Они делают вид, что просто не замечают этих людей, хотя, например, закутанный в рваный серый плед старик-нищий, похожий на Дон Кихота, застывший перед картинами Делакруа, не может не броситься в глаза. Посетители то¬же как будто ничего не замечают. Они только стараются поскорее пройти мимо безмолвных и неподвижных нищих. Особенно мне запомнилась маленькая старушка с дрожащим испитым лицом, в давно потерявшей черный цвет, порыжев¬шей от времени, лоснящейся тальме. Такие тальмы носила еще моя бабушка, несмотря на вежливые насмешки всех ее дочерей — моих тетушек. Даже в те далекие времена тальмы вышли из моды. Луврская старушка виновато улыбалась и время от времени начинала озабоченно рыться в потертой сумочке, хотя было совершенно ясно, что в ней нет ничего, кроме старого рваного платочка. Старушка вытирала этим платочком слезящиеся глаза, В них было столько стыдливого горя, что, должно быть, у многих посетителей Лувра сжималось сердце. Ноги у старушки заметно дрожали, но она боялась сойти с калориферной решетки, чтобы ее тотчас же не занял другой. Пожилая художница стояла невдалеке за мольбертом и писала копию с картины Боттичелли. Художница решительно подошла к стене, где стояли стулья с бархатными сиденьями, перенесла один тяжелый стул к калориферу и строго сказала старушке: — Садитесь! — Мерси, мадам, — пробормотала старушка, неуверенно села и вдруг низко нагнулась — так низко, что издали казалось, будто она касается своих колен. Художница вернулась к своему мольберту. Служитель пристально следил за этой сценой, но не двинулся с места. Болезненная красивая женщина с мальчиком лет восьми шла впереди меня. Она наклонилась к мальчику и что-то ему сказала. Мальчик подбежал к художнице, поклонился ей в спину, шаркнул ногой и звонко сказал: —Мерси, мадам! Художница, не оборачиваясь, кивнула. Мальчик бросился к матери и прижался к ее руке. Глаза у него сияли так, будто он совершил геройский поступок. Очевидно, это было действительно так. Он совершил маленький великодушный поступок и, должно быть, пережил то состояние, когда мы со вздохом говорим, что «гора свалилась с плеч… »
Лувр отапливался калориферами. Из решеток в полу дует горячий ветер. После открытия Лувра, на решетках стоят нищие, в основном старики и старухи. Сторожа делают вид, что не замечают людей, хотя, некоторые из них довольно импозантны. Посетители стараются поскорее пройти мимо нищих. Запомнилась старушка с испитым лицом, в истрепанной тальме. Она стыдливо рылась в сумочке, в которой был лишь рваный платочек, и вытирала им глаза, вызывая жалость. Ноги у старушки дрожали, но она боялась сойти с решетки, чтобы ее не заняли. Пожилая художница писала копию с картины Боттичелли. Она поднесла стул к калориферу и усадила старушку. Та поблагодарила и неуверенно села. Болезненная красивая женщина что-то сказала мальчику лет восьми, с которым шла. Он подбежал к художнице, поклонился и поблагодарил ее. Художница кивнула. Мальчик радостно бросился к матери. Глаза его сияли так, будто он совершил подвиг. И, действительно, это был благородный поступок.