ВЕЧЕРЕЕТ ЛЕТНИЙ ДЕНЬВот вечереет летний день. Солнце уже за домом, за садом, пустой, широкий двор в тени, а я лежу на его зеленой холодею щей траве, глядя в бездонное синее небо. Плывет и медленно меняет очертание, тает в этой вогнутой синей бездне высокое, высокое белое облако… Ах, какая томящая 1 красота! Сесть бы на это облако и плыть, плыть на нем в этой жуткой высоте, в поднебесном просторе! … Вот я за усадьбой, в поле. Вечер как будто все тот же — толь ко тут еще блещет низкое солнце — и все так же одинок я в ми ре. Вокруг меня, куда ни кинь взгляд, колосистые ржи, овсы, а в них, в густой чаще склоненных стеблей,— затаенная жизнь перепелов. Сейчас они еще молчат, да и все молчит, только порой загудит, угрюмо зажужжит запутавшийся в колосьях рыжий жучок. Я освобождаю его и с лсадностью, с удивлением разглядываю: что это такое, кто он, этот рыжий жук, где он живет, куда и зачем летел, что он думает и чувствует? Он сердит, серьезен: возится в пальцах, шуршит жесткими над крыльями, из-под которых выпущено что-то тончайшее, пале вое 2,— и вдруг щитки этих надкрылий разделяются, раскры ваются, палевое тоже распускается, — и как изящно! — и жук подымается в воздух, гудя уже с удовольствием, с облегчени ем, и навсегда покидает меня, теряется в голубом небе, обога щая меня новым чувством: оставляя во мне грусть разлуки… А не то вижу я себя в доме, и опять в летний вечер, и опять в одиночестве. Солнце скрылось за притихший сад, покинуло пустой зал, пустую гостиную, где оно радостно блистало весь день: теперь только последний луч одиноко краснеет в углу на паркете, меж высоких ножек какого-то старинного столика. Как мучительна его безмолвная и печальная прелесть! А позд ним вечером, когда сад уже чернел за окнами всей своей таин ственной ночной чернотой, а я лежал в темной спальне в своейдетской кроватке, все глядела на меня в окно, с высоты какая-то тихая звезда… Что надо было ей от меня? Что она мне без слов говорила, куда звала, о чем напоминала? Это изложение?